Щеглов (3)

Мальчишеская дружба странная вещь. Иногда провожаешь друга до дома даже, если он живет в другой стороне, а тебя дома ждет мама. Когда Шоша приходил к Диме Щеглову домой, он сталкивался с жизнью ему неведомой и непонятной. Димины родители – мама и отчим – были актерами. Это означало, что его бабушка могла вполне сказать им:

- Тссс! Мама устала на репетиции и отдыхает, а вечером спектакль.

В этом случае - а это был типичный день актрисы – они ели что-то на кухне, и Шоша уходил. В доме было много книг, правда не больше, чем у Шоши, висели афиши, где пестрела фамилия Квитинской, Диминой мамы. Весь дом был настроен на эту актерскую жизнь Театра им. Моссовета. Потом уже в старшем школьном возрасте Шоша попал на репетицию одного спектакля с Володей Шуруповым. Через несколько дней его спросили Квитинская и Шурупов, когда они с Димой случайно зашли на кухню, где сидели его родители:

- Ну что, все было понятно?

Шоша не понял вопроса. Что значит, все понятно? Никогда все не бывает понятно. Что-то понимаешь только через какое-то время.

- Я думаю, некоторые вещи я еще не совсем понял, - сказал Шоша.

- Да нет, по тексту и по действию все было понятно?

Это был просто профессиональный вопрос. Не имелось в виду ничего умного, только техника речи, исполнения. Бывало, они еще что-то обсуждали с Димиными родителями, но не часто. Весь дом настроен на артистов.

Шурупов был таким добрым медведем с громким уверенным голосом. Колорит его личности был неоспорим и работал потрясающе очевидно. В то же время всегда ощущался некий позитив, который от него исходил. Первое время – может, год или два – одна комната была закрыта. Там жил Зураб, сын Шурупова от первого брака. Это тоже было как-то легко и понятно, хотя сейчас я бы усомнился, что такие вещи не вызывают вопросов в семейной жизни. А, может быть, и вызывали. Зурабу было лет двадцать. Щеглов гордился, что у него такой большой брат. Тот шутил с ним, подтрунивал немного, но уважительно. Они все там жили с разными фамилиями в своей квартире: Шурупов, Квитинская, Щеглов. И мне всегда было интересно, а где же тогда живут Щегловы?

В этой квартире не было богатства, как у Леши Кузьминых, например, но было нечто несравненное и неуловимое, нечто из другого мира. Довольно скоро Шоша узнал, что Володя Шурупов писатель, пишет стихи и прозу. Они редко снимались в кино. Жили жизнью Театра им. Моссовета.

Еще был некоторый свойственный артистам стандарт общения. То, что по-немецки называется schlagfertig, должно было быть свойственно каждому участнику актерского сообщества: готовность принять шутку и метко ответить шуткой за несколько секунд. Таким же был и Дима с ранних лет. Такими были все актеры, которых Шоша впоследствии узнавал. Что они ценили в людях, он не знал, но это свойство было пропуском в их мир. Шошин отец, например, не так общался. Вращавшийся в кругах философов и социологов, людей, говоривших о предельных сущностях сложным языком, он быстро устанавливал контакты, перехватывал инициативу, но говорил о серьезном, о том, что для него интересно, пытаясь полностью завладеть собеседником интеллектуально. У актеров все было не так. Но это были настоящие люди, и они жили в мире, принадлежать которому мечтали миллионы.

Володя Шурупов никогда не приходил в школу. Иногда, видимо, приходила мама, иногда бабушка. Но я помню его выступление на выпускном вечере то ли в десятом, то ли в восьмом классе. Он вышел на сцену актового зала и минут пять ругал современную молодежь. А из дальнейшего текста стало понятно, что говорит это древний грек, и написаны эти строки задолго до начала нашей эры, хотя соответствие с тем, что говорят современные нам ворчуны, было полное. Ребята были благодарны ему, что он пришел, что выступил перед ними. Чувствовалось, что ему это было очень легко, потому что он каждый день выступал перед публикой в театре.

Мне всегда было понятно, что у них – Квитинской и Шурупова, особенно у Шурупова – какая-то своя творческая жизнь. Он живет на сцене, в своих книгах. А когда видишь его, то думаешь: а вот сейчас, это тоже его жизнь? Или жизнь его начнется, когда он через несколько минут вернется в свою комнату и сядет писать книгу? От Щеглова я узнал, что Володя Шурупов все время ведет записные книжки и записывает туда живой народный язык, из которого складывается не наша – нет, народная речь. Когда он использовал многие эти записи в литературе, получался живой язык.

Володя был единственным творческим человеком, к которому жизнь подвела меня так близко. Этот дом не был каким-то радушным, гостеприимным, он был обыкновенным и все же необыкновенным. Тут жил человек, делающий культуру тем фактом, что он жил, ходил в театр, писал то, что приходило ему в голову, и называл все это жизнью. Он, наверное, тоже ссорился с женой, воспитывал детей, ходил за продуктами в магазин. Но главное было то, что он жил в искусстве и литературе. Все вокруг это знали и ценили. Он не приносил себя в жертву, но продолжал жить своей жизнью, не смотря на семью, не смотря ни на что. И он нужен был такой.