Щеглов (1)

То, что нельзя вернуть, может иметь большую ценность, чем настоящее.

Каждый год перед пятым февраля звонили одноклассники, но я даже представить себе не мог, как я пойду на встречу выпускников. Туда ходили немногие и всегда одни и те же. А тех, кого ты хотел бы увидеть, шансов увидеть не было. И так, наверное, думал каждый. Поэтому мало кто и шел на эти встречи выпускников.

Но в этом году все было по-другому. Леша Мурашов, активно занимающийся бизнесом столовых и ресторанов, сказал, что все возьмет в свои руки, что знает хороший ресторанчик на 2-й Владимирской улице, что все организует, а стоить на каждого все будет всего ничего полторы тысячи рублей. Сущий пустяк по сравнению с удовольствием видеть своих одноклассников и вспоминать свою давно ушедшую жизнь.

Отказываться уже было нельзя. Все расходы поделены – подведешь своих ребят. Я вначале хотел взять гитару с усилителем. Ведь это те самые люди, что слушали мои первые песни! Они звучали в классе и на спектаклях, в походе и в коридоре школы, когда собирался небольшой кружок. Песни эти были не совсем обычные. Это был рок, каким я его представлял себе тогда, и стихи, как правило, были взяты у известных и неизвестных поэтов: Р. Бернса, К. Галчинского, М. Аптера. Я представлял себе, что играю в группе довольно тяжелый рок, но на самом деле аккомпанировал себе на гитаре, простой акустической недорогой, по сегодняшним временам совершенно невозможной гитаре.

А сегодня было все: и несколько электрогитар, и два усилителя на выбор – маленький и побольше. Только микрофон включить некуда. Но ничего. Нам не привыкать. Будем играть потише, а петь погромче. Вечером перед встречей принялся репетировать. Вспомнил три свои песни и одну песню Beatles из того времени, когда все мы учились в школе. И вот теперь главный вопрос: а как везти гитару и усилитель в ресторан, если машину придется оставить дома, чтобы пить водку там в ресторане? А главное, как поехать назад? Простой акустической гитары не было. Никто ведь и не просил. И правда. О гитаре никто и не вспомнил. Но я-то их всех как раз помнил через призму гитары, себя играющего, а их слушающих, через эту увлеченность, через огромное значение и ценность «современной музыки», в которой надо еще разбираться, в ней разбирался не каждый, как сейчас, а наоборот, никто полностью не разбирался. У кого-то был магнитофон, а у меня нет.

Все действительно оказалось симпатично и совершенно неформально. В ресторанчике был один зал, и весь он был накрыт для нас – выпускников нашего класса. Кого-то я узнал сразу. Ой, как постарели одни! Но другие были такие же, как прежде для меня, то есть душа не изменилась никак. Они все были все теми же детьми, которых вначале принимали в октябрята, потом в пионеры, но какое это имело значение, они были всегда одного возраста, это родители становились старше. Чтобы вспомнить себя тогдашнего, нужны были они, другие одноклассники, которые действительно твои и вокруг тебя. Каждый видит в одноклассниках тех маленьких, молодых, а сам-то знает, что он уже не совсем тот, значит, и они тоже, но что они сейчас совсем не интересно, интересно увидеть тех. И чтобы убрать эту условность, нужна водка.

Под конец все встали с рюмками в руках, да так и стояли полчаса в напряжении, боясь упустить, потерять тот момент прошлого, улетающий вот сейчас безвозвратно. Не то, что следующего раза не будет. Он и сейчас исчезнет и больше не вернется. Но пока нащупывали еще это серьезное единение в своем прошлом, пока еще по инерции ели салаты и говорили о сегодняшнем дне, я решил рассказать свою дежурную шутку о Диме Щеглове:

- Как-то в середине девяностых – или восьмидесятых годов – я набрал его номер просто так, с трудом вспомнил, хотя раньше набирал его почти каждый день, когда учился в школе. Его подозвали, он подошел. Я сказал: «Это Кирилл Шошников, если ты такого помнишь». А он ответил: «Ты знаешь, я тебя очень хорошо помню». Это звучало как издевательство, тонкое подтрунивание, на которое, конечно же, не обижались, но которое отмечали как личную особенность Димы: вот такой вот язвительный человек, но не злобный, комок нервов.

Я вспоминал его, и было мне очень весело, жаль, что он сегодня не пришел, а говорят, на предыдущей встрече был, да я и сам встречал его десять – или больше? – лет тому назад на такой вот встрече. Вполне реально мог прийти.

- Кирилл, а ты знаешь, что Щеглов умер? – спросила Света Горская.

- Нет. Я не знал, - это очень честно звучало и очень глупо. Шутить уже не хотелось и дошло не сразу. Умер. Да, вот так просто и все. И как-то пусто стало с этими ребятами и девчонками. Нет, они свои, но нужен именно он, он часть меня, а его уже не будет никогда. И страшно стало прежде всего за себя, что вот эту часть себя больше уже никогда не увидишь. Захотелось срочно повидаться с Кузей, живет в Швеции, сдает квартиру в Москве, изредка приезжает.

Выпили. Помянули. Всё, оказывается, было известно уже всем. А почему я все узнал в последнюю очередь? Глупо как-то. Но жизнь есть жизнь. Так вот зачем я должен был прийти сегодня на эту встречу! Чтобы узнать главное. И хорошо, что без гитары. Не то настроение, все слишком серьезно.

Потом помянули еще ушедших одноклассников. Лена Тимофеева вспоминала, как целовалась со мной. Я был ей благодарен, что она помнит, я сам тоже помнил.

- Да, Ленка со всеми целовалась, - сказал Леша Мурашов.

Вряд ли так оно было, но сейчас утверждать обратное тоже глупо. Мне было важно, что она вспомнила. Но домой я повез с собой шокирующую новость: Щеглов умер. Его жена погибла в автокатастрофе за год до него, осталась дочка, над которой взял опекунство его старый отец. Стремительная походка выпившего человека уносила меня из ресторана. Потом несколько человек взяли такси и довезли меня до дома, а сами сошли тоже очень близко: Ира Виноградова за церковью на проспекте Вернадского, Галя Тулупова на улице Строителей, а Света Горская на Удальцова. И ведь ни разу не пересеклись со мной здесь, не встретились мне, например, в магазине.

- Между прочим, он тебе всегда очень симпатизировал.

- Я ему тоже, - смущенно в ответ на свои мысли сказала Ира.