Щеглов (2)

Смущенно стояли два маленьких мальчика перед всем классом, перед их новым классом. А учительница Ида Васильевна представляла их. Один был покрепче и повыше – Володя Сергеев, другой тощий – Дима Щеглов.

Новенькие. Как они себя чувствуют сейчас? Для них этот момент страшен – все ребята незнакомые. Для остальных развлечение – новые лица. Странно, двое новеньких, и оба во 2-ой «Б». Но до этого у них уже был один новенький. Он помнил очень хорошо, как он сам первый раз предстал перед незнакомым классом, где все знали друг друга. Это был Шоша и случилось это в прошлом году в четвертой четверти, сразу после весенних каникул – первого апреля. Потом Галя Тулупова назвала его в первый раз Шошей, как звали в школе его отца – ее мама с ним училась – и так и пошло потом, других мальчишек называли по этому принципу: Мура, Рыка, Баля, но вместе с этим были Серый, Щегол и даже Губсилон.

Эти двое новеньких никогда потом не чувствовали себя изгоями. Серый в последствии стал лидером, звездой класса и любимцем женской половины, очень популярным, как сейчас говорят. А Щегол совсем другой, тонкая натура из семьи актеров, но подраться тоже любил.

В начальной школе у Шоши с Димой никаких контактов не было. До четвертого класса у него были драки с Лешей Кузьминых: странная дружба с ежедневными драками, подаренными солдатиками и жвачкой из-за границы. Щеглов шел домой совсем в другую сторону, через всю Таганскую площадь в Товарищеский переулок, детским шагом, наверное, минут тридцать. Почему они сблизились потом, совершенно непонятно. С Димой Шошу не знакомил отец, как с Мишей Аптером, им не надо было идти домой вместе, как с Володей Несвижским и Лешей Кузьминых, и у них не было общих музыкальных интересов, как с Лешей Шленским. В какой-то момент их посадили вместе, или они сами сели за одну парту у окна, но это было уже в средней школе. То ли Дима проявил инициативу, то ли просто их культурная среда была родственна, и их притягивало друг к другу. Щеглов Шошу уважал, как вряд ли уважал кто-либо еще. Шошу любили, ценили или отвергали, но уважать начал именно Щеглов.

На переменах Дима был среди шумных мальчишек: догнать, похлопать по лицу, потом убегать, поставить подножку. На переменах и после школы – футбол. Шоша кроме футбола другой возни не любил. В футбол же играл с удовольствием, хотя в нем не разбирался, бегал мало, и обвести его было легко. Для Димы же футбол это даже не обводки, а получение паса, сольный проход, удар по воротам и очень красивый гол – звездность, красота момента.

Как-то уже в старших классах между ними состоялся разговор, положивший начало их сознательной дружбе. Инициатором был Шоша, он говорил о важных для него идеях, которые далеко не все готовы воспринять, о том, что он в жизни пытается достучаться до некоторых людей, но со многими это оказывается бесполезно, они не поймут его никогда. Он говорил фактически о своем одиночестве и непонятости в обществе, надеялся на Диму Щеглова, что тот как раз сможет его понять в идейном плане. В это время Шоша увлекался философами-экзистенциалистами. Дима прочел всего Чехова и считал его лучшим писателем, еще много чего читал и открыл для Шоши Набокова как величину и как художника, к которому он подобрался уже только в зрелом возрасте. Тем не менее, Диме были интересны эти философские увлечения Шоши, а главное, он понимал их масштабность и культурную ценность.

Они заключили союз, обещав быть свежим воздухом друг для друга, в атмосфере полного непонимания этой мыслительной стороны их жизни в школе. Это непонимание было, конечно, условным. Просто этим юным интеллектуалам хотелось представить себе именно так эту ситуацию, когда даже на уроках литературы Шоше за интереснейшие сочинения, состоящие исключительно из собственных мыслей всегда ставили «три» и писали «тема не раскрыта», а Щеглов, не знающий корме литературы и истории ни одного предмета, считался в старших классах потерянным человеком для математики, физики и химии.

Не занимался Дима и немецким языком. Так сложилось, что не пошел у него немецкий, а Шоша был настолько хорош в нем, что даже переставал заикаться, когда переходил с русского языка на немецкий. Спасением для Димы было в старших классах списывание заданий практически по всем предметам. Что-то он, наверное, все-таки понимал, как-то выкручивался, но предпочитал списывать, а не решать самому.

По немецкому Шоша искренне помогал Щеглу. Перед уроком сделать домашнее задание, подучить несколько фраз из текста. Самое нереальное было организовать пересказ книги по домашнему чтению. Каждый читал свою неадаптированную книгу на немецком языке и записывал в тетрадь те страницы, которые прочел. Но на уроке нужно было их пересказывать, то есть свободно излагать прочитанное. Интересно, как подготовить для Димы пересказ, если Димину книгу не читал ни он сам, ни Шоша в принципе никогда, даже самой первой страницы? Для этого Шоше приходилось встречаться с Димой в вестибюле станции метро Таганская, находить какие-то ключевые фразы, сильно упрощать их и составлять из них связный текст, который Диме под силу будет воспроизвести, изредка заглядывая на уроке в бумажку. Вначале Шоше это даже было интересно, именно из-за невыполнимости самой задачи. Но когда такая помощь вошла в правило, Шоша вдруг наотрез отказался готовить за Диму домашнее чтение. Это вызвало протест, бурю эмоций и полное отчаяние у Димы, который видел в этом написании шпаргалок для него какое-то культурное сотрудничество. Он спрашивал, сможет ли Шоша теперь «докричаться со своими идеями до других людей», которые не способны его понять, если отказывается помогать другу, а фактически делать за Диму Щеглова его индивидуальное домашнее задание. Разрыв был почти неминуем, но все же отношения продолжались. Они не могли друг от друга отойти полностью, хотя этот конфликт был очень серьезным.

Как-то уже в девятом, наверное, классе они шли от Щеглова через Таганку к школе и, проходя мимо знаменитого пивного ларька, поставили друг перед другом вопрос: что бы ты хотел достичь в жизни, кем хотел бы стать? Щеглов ответил, что хочет быть актером и писателем, как его отчим Володя Шурупов, но какую-то очень большую роль в этом играл и его отец, которого мы не видели, а Шоша увидел потом только один раз. Шоша тогда ответил, что хочет стать рок-гитаристом, как Риччи Блэкмор. Впоследствии Дима Щеглов стал именно тем, кем он тогда сказал. Он шел к этому прямым путем и просто начал играть в театре и писать. Шоша тоже шел к своей цели, но жизнь заставляла его то и дело отходить от нее, отдавая должное реальности, и в результате он так Риччи Блэкмором пока и не стал. А, может быть, эта цель была более фантастична с самого начала? И даже более романтична? Но в то время это так не казалось.

- На сегодняшний день Вы лучший русский поэт современности, именно как русский поэт, пишущий русскую поэзию, - так говорил Шурупову молодой Дима Барабаш, их друг, сверстник, пишуший очень хорошие стихи. И знал, что говорил.

- Да брось, ты преувеличиваешь.

- Нет, я действительно не вижу сейчас никого лучше.

Таков был Шурупов, он писал и прозу и стихи, они потихоньку издавались, но очень скромными тиражами. Повесть вышла, наконец, карманным изданием, и ребята – уже взрослые – зачитывались ею взахлеб. Стихи были все еще отпечатаны на машинке.

- Володя сейчас читает все собрание сочинений Горького, просто чтобы убедиться, что в его творчестве ничего хорошего нет, - рассказывал Дима. В противовес Горькому, которого проходили в школе, восхищались Набоковым. Он устанавливал стандарт абсолютного качества. А отец Шоши, Константин Борисович, бросил как-то такую фразу, которую никто в семье не понял, и ее долго потом еще в шутку цитировали, но мальчишки-то как раз очень хорошо поняли и сразу ухватились на нее:

- В некотором смысле я больше, чем Лев Толстой.