Щеглов (15)

Стало известно, что Дима написал серьезную большую книгу о Любови Орловой. Книга продавалась практически везде, издана была, наверное, большим тиражом. Теперь Щеглов блистал уже как писатель. «Любовь и маску» Шоша читал запоем. На этот мир киноактеров и режиссеров ему было совершенно наплевать, но сам текст его очаровал, а сюжет захватил. Теща говорила: «Ну, что он, молодой человек, может знать о Любови Орловой, кумире нашего поколения?» Шоше, наоборот, был важнее Дима. А Любовь Орлова была скорее литературным персонажем. Книга получилось, хотя текст немного менялся по ходу повествования, казалось, есть некоторые шероховатости – и разве можно так писать? Можно, все сложилось постепенно в книгу и даже вполне классическую. А сюжет работал и сам по себе, было интересно. Жизнь человека уже содержит в себе композицию не заметную, может быть в середине жизни, но понятную в конце романа. Конец предлагается редко счастливый, чаще неоправданно скучный и разочаровывающий. Но неожиданная трагедия? Как же Бог написал такую композицию? Как же продолжение человека в его потомках, образование для детей, воспитание внуков?

Если бы я знал о жизни Димы больше, как бы я нарисовал композицию его жизни? Молодой гений, который сгорает в нескольких ранних произведениях? Так, наверное, и есть. Но судьба так непонятна и необъяснима. Что точно было – это сосредоточенность на творчестве, пестование собственного таланта. Отец Шоши говорил: «Запомни навсегда и вспоминай, когда меня уже не будет. Цени свою самость превыше всего. Иногда нужно сказать: «Да наплевать!» Димина жизнь мне видится именно такой, с жертвами ради семьи или нет, мне не известно. Но эта короткая жизнь не тратилась даром. То время, которое было дано, отливалось золотом творчества. Результаты были, они накапливались. Книги сменяли друг друга, быстро издавались в бурные и романтические, по сути дела, девяностые годы. А актер выходил на сцену с профессиональным постоянством в театре «Подиум».

Отец, Константин Борисович, встретившись с Володей Шуруповым на нашем выпускном вечере, спросил его, как он выходит на сцену после того как сидел за письменным столом и писал? Пишешь, в общем-то «изнутри», тогда как играть нужно «вовне». Как это соединяется? Или, может быть, соединяя это, удается достичь нового результата? Сейчас я задаю себе тот же вопрос. Время, данное нам, кажется бесконечным, но только из друзей и родственников то и дело кто-то уходит. Уходят части целого, перенося освобождающуюся сущность внутрь нас, оставшихся в этом мире.