Щеглов (11)

Пришло лето после девятого класса, прекрасное время, повторяющееся в одном и том же цикле с самого начала школы, ею гарантированное и охраняемое детство. Что бы ни случилось, даже если оставят на второй год и выгонят в связи с этим из немецкой спецшколы, все равно будут летние каникулы. И только теперь они осознали, что это последние их школьные каникулы, а за ними десятый класс, выпускные и вступительные экзамены, а дальше – неизвестность. Кто-то поступит в институт с военной кафедрой, и от него государство отстанет еще на пять лет – целую вечность. А кто-то не поступит, не наберет нужный проходной балл, и тогда армия. После возвращения снова подготовка, но это уже будут не те школьники, а взрослые скучные люди, они женятся, заведут детей, будут ходить на работу, до учебы ли будет им тогда?

В конце учебного года Дима сказал, что хочет поговорить с Шошиным отцом о карьере журналиста. Отец хотел ему отсоветовать становиться журналистом, и Диму это заинтересовало. Шоша сидел на даче, ходил купаться, помогал немного родителям работать в саду. Вдруг приехал Дима. Как он нашел его на даче? Да, Шоша рисовал ему схему, как дойти от станции, пересечь Можайское шоссе, пройти через поле, вдоль оврага до родника и дальше вдоль забора начинающихся уже садовых участков до самого леса. Все очень сложно. Шоша считал, что найти будет невозможно, но его попросили нарисовать, и он нарисовал. Удивительно, что Дима нашел.

Они попили чаю, пообедали. Диму интересовало поскорее встретиться с Константином Борисовичем. Они ушли вдвоем в дальнюю часть сада и разговаривали минут сорок. Перед этим Шоша предупредил Диму, что отец говорит не всегда понятно, сыпет парадоксами и на них строит свою логику, что если надумал становиться журналистом, то это и надо делать, и вообще, какая разница, что думает обо всем этом его отец? Но для Димы это было важно. Не то, чтобы отец Шоши был для него непререкаемым авторитетом. Скорее он просто услышал некий интеллектуальный вызов для себя из уст умного человека и по сути уже не мог не принять его.

О чем они говорили, неизвестно. Шоша этого потом никогда и не узнал. Но Дима вернулся и сказал, что все отлично, что не было никаких парадоксов, что отец говорил предельно понятно. И в основном он со всем согласен. Но заниматься в ШЮЖе будет, чтобы просто учиться дальше. В следующем году Дима доучился до конца в Университете, а потом стал поступать в ГИТИС, с журналистикой было покончено. Дальше он будет писать только книги.

А пока молодые люди простились с родителями Шоши и отправились дальше по Смоленской железной дороге в Шаликово, где жили Димины родственники на даче, не доезжая две остановки до Можайска. Дорога дальняя, часа два на электричке. От станции отходит дорога и ведет прямо к Диминому дому, он стоит посреди деревни, но весь окруженный деревьями, утопает в зелени. Сад запущенный, много малины, тоже запущенной, старого сорта. Дома никого не было. В избе все небольшое, но основательное, добротное. Дом неизвестного возраста. Кажется, что они вечно стоят в деревнях, эти срубы. Тот, кто их поставил, давно умер. А следующее поколение всю жизнь живет в нем. Дима рассказал историю этого дома в деревне, но Шошу это не сильно интересовало.

Они привезли с собой еды, поели. Нужно было помыть посуду. Дима был к такой домашней работе совершенно не приспособлен, просто не мог этого сделать, потому что не умел, не мыл никогда посуды. Шоша вызвался все сделать сам. Из моющих средств нашел кусок туалетного мыла, им всю посуду и вымыл. А Дима все подходил и спрашивал, не лучше ли оставить, а на следующей неделе мама, Ирина Квитинская, приедет и помоет. Но даже Шоша, для которого это было первое серьезное мытье посуды, понимал, что оставлять позорно.

Вечером пошли гулять с местной молодежью. Сидели на бревнах, играла только вышедшая тогда пластинка – хиты зарубежной эстрады исполняемые русскими певцами с русскими текстами. Пластинка была безумно популярна. Одну ее крутили весь вечер, и никому не казалось, что нужно ее сменить, а наоборот просили поставить еще и еще. Какой-то парень полез на чердак, где его ждала девушка. Все сидели прямо под эти домом на бревнах и комментировали. А другой парнишка, явно сумасшедший, все время порывался тоже залезть на этот чердак, но другие ребята его не пускали. Потом он все-таки как-то обманным путем вырвался и полез на крышу, подглядывал через щелки, смеялся, а потом быстро слез вниз и стал рассказывать, что он там видел, но его никто не слушал. Было скучновато. Нашими ребятами девушки интересовались только издалека, а сами юноши активности не проявляли. Все сидели и говорили о всякой ерунде, просто проводили время. Кто-то с кем-то заигрывал от нечего делать.

Потом пошли на станцию. Главный парень из компании деревенских пошел вместе с ними, и когда все пришли на станцию, там была другая компания. Главному парню девушки оказывали там знаки внимания, и Дима сказал, что этот главный парень может получить здесь любую девушку, если пожелает, с ним пойдет любая. Это Шошу тогда очень удивило, он подумал, как это может быть такое единодушие, чтобы один молодой человек нравился абсолютно всем девушкам, или это просто было особо почетно в этой компании, пойти с главным парнем? Но парень скорее вел себя лениво на станции, искал, что бы выпить?

На следующее утро две девушки из компании на бревнах пришли прямо в Димин дом, сидели, разговаривали с Шошой и Димой, пили чай. Странная была ситуация. Девушкам было интересно, что это за городские ребята такие, не будут ли приставать, Диму уже видели много раз, хотя и не часто, а вот Шоша был для них совсем новой птицей. Две налитые деревенские девки – кровь с молоком – сидели у них на террасе и чего-то явно ожидали. Но приставать ни с того ни с сего было тоже как-то странно. В компании было совершенно ясно, что у обеих девушек были свои постоянные ухажеры. Но вот сегодня утром они сочли себя совершенно свободными, и пришли знакомиться с двумя московскими парнями.

Подходило к концу время в Шаликово, скоро должна была приехать Димина мама, и Шоше не хотелось оставаться. Под конец еды уже не было, а Дима подшучивал над Шошей, который явно любил поесть, спрашивал то и дело: «Кирилл, может тебе картошечки отварить?» Никакой картошки в доме не было. «Может супчику заправить?» А если бы и было, ни один из ребят не смог бы сделать сам ничего, кроме яичницы. Но девчонки могли бы помочь, если были бы деньги или продукты.